Пробуждение было... мягко сказать, что неприятным.
Незнакомец в маске, с добрыми глазами детского врача, стоял со шприцем. Шприцем, от которого пахло терпким смоляным запахом яда. Того, что был страшен даже метоселам.
Того, секрет которого был ведом, как говорят, Ей.
Значит, вот оно, императорское милосердие. Вот оно. Совершилось.
И теперь - что?
Безумие, пустопорожняя ярость голодного зверя?
Или, быть может, красивая смерть - от своего ли, чужого ли верного клинка?
Смерть не бывает красивой.
Не бывает.
Эту непреложную истину метосел усвоил давно - еще когда стоял у смертного одра своего отца, далеко не герцога - простого барона, пусть и метосела.
Отец умирал долго и мучительно, сох от старости, словно крепкое дерево - и не живое уже, но все крепкое, порывающееся цвести, ожить снова...перед самой смертью он потерял всякое подобие человека, клыки пропороли его губу, когти выросли, как у хищной птицы - и он все цеплялся, цеплялся ими за белую простынь, как за жизнь цепляются...
Тогда он решил, что от старости не умрет. Однако ж прожил больше, чем все ныне живущие - по странной шутке судьбы обошла его смерть во всех тех боях, которые он прошел, да астино копье отчего-то помиловало...
Значит, теперь догнала. И со всей изобретательностью за былую везучесть отомстила.
Проклятье!
Да, нужен Милосердному порой козел отпущения. Нужен.
Вот только что ж на эту роль кроме него никого не нашлось!

Отредактировано Suleyman, Duke of Tigris (2010-04-10 16:14:33)